_____________________________________
Время, когда творил Омар Хайям, исследователи называют
ЗОЛОТЫМ ВЕКОМ КЛАССИЧЕСКОЙ ПЕРСИДСКО-ТАДЖИКСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.
Поэзия на языке фарси-дари (этим термином, более точным, чем [Ф-005] "новоперсидский", специалисты обозначают язык общей персидско-таджикской письменной культуры классического периода) развивалась в XI веке на обширной территории -- в Средней Азии, Иране, Закавказье, в Северной Индии.
Зародившись в начале IX века, когда арабский язык утратил свои позиции обязательного государственного языка для неарабского населения Средней Азии и Ирана, поэзия на фарси-дари в короткий исторический срок достигла поразительного расцвета. В сложном синтезе арабоязычных литературных канонов и доисламских древнеиранских традиций складывается персидско-таджикское поэтическое искусство. Эпоха порождает литературных гениев -- они и олицетворили два главных направления в развитии литературного процесса: лирическое, ведущее свое начало от Рудаки (ум. 940), и эпическое, вершиной которого было творчество Фирдоуси (934 -ум. между 1020--1030). Уже в Х веке кристаллизуется эстетическая концепция персидско-таджикской поэтической культуры.
Ее отличительными чертами в эти первые века существования были: жизнерадостный тон, яркая праздничность образов, простота и ясность поэтической идеи, развитие любовно-эротической лирики и панегирической словесной живописи, популярность повествовательных и дидактических жанров.
Интересная попытка дать развернутую характеристику стиля персидско-таджикской поэзии IХ--Х веков сделана в книге М.-Н. Османова "Стиль персидско-таджикской поэзии IХ -Х вв." (М., 1974).
Устанавливая тип поэзии этого периода как пересоздающий, а метод - реалистический, исследователь выделяет такие важные признаки стиля, как преобладание монументализма над миниатюрностью и орнаментальностью, движение от динамики к статике, перевес субъективного над объективным, равное развитие как функциональности, так и зрительности в системе образных средств, усиление позиций условности и создание набора поэтических символов. Эстетический анализ текстов позволяет исследователю сделать и такие тонкие наблюдения, как преобладание симметрии в структуре текстов малых масштабов, асимметрии -- в текстах больших масштабов, широкое распространение оппозиций. Весьма важный для характеристики стиля вопрос о соотношении общего и единичного решается применительно к изучаемой поэзии следующим образом: при безраздельном господстве общего в панегирике, элементы единичного в любовной лирике и преобладание единичного в пейзаже.
Особо следует отметить как ведущую черту литературной эпохи высочайший уровень техники версификации.
Классическая персидско-таджикская поэзия развивалась на основе квантитативной просодии (чередование долгих и кратких гласных звуков, организованных в трех- и четырехслоговые стопы), с двумя основными способами рифмовки: моноримом в лирике, в поэзии малых форм, и парной рифмой -- в произведениях эпических. Рифма часто усиливалась и усложнялась редифом -- сквозным повтором слова или группы слов, следующих после рифмы. Единицей стиха стал бейт -двустишие; одним из важнейших требований, сформулированных раннеклассической теорией литературы, была логическая замкнутость и художественная самоценность каждого двустишия в стихотворном произведении.
В лирике, в малых поэтических текстах, с Х века определился следующий набор стиховых форм:
- касыда
- моноритм с первым парнорифмующимся бейтом -- матла,
размером от 20 до 180 двустиший, торжественная ода, парадное стихотворение;
- кыта
– укороченная касыда, без матла, от 2 до 40 бейтов, с широким кругом тем;
- газель
-- легкое напевное любовно-лирическое стихотворение, повторяющее рифмовку касыды, но короткое -- в 7 - 12 двустиший;
- рубаи
-- четверостишие.
Эти четыре основные стиховые формы поэты изредка дополняли еще двумя: строфической разновидностью касыды:
- тарджибандом
и
- фардом
- единичным бейтом, заключающим краткую поэтическую сентенцию.
Ранние классики персидско-таджикской литературы -- Рудаки, Фаррухи (ум. 1037}, Унсури (960 -- 1040), Манучехри (1000 -- 1041), Насир-и Хосров и другие уже в Х -- первой половине ХI века создали высокие художественные эталоны этих жанровых форм, однако все перечисленные малые лирические жанры продолжали свое интенсивное развитие.
Принято считать, что самым блестящим мастером классической касыды стал поэт XII века Анвари (ум. 1180 или 1188);
газель завершила генезис своего жанрового становления ещё позже -- в поэзии Саади (ум. 1292) и Хафиза (ум. 1389).
Рубаи - четверостишие -- достигло пика своего развития в творчестве Омара Хайяма.
Рубаи занимает особое место
в системе жанров персидско-таджикской классики.
Если касыда, газель и кыта перешли в поэзию на фарси-дари из арабской литературы (вспомним о длительном периоде арабоязычного поэтического творчества неарабских народов Средней Азии и Ирана и о долгих веках литературного двуязычия!), то рубаи пришло в письменную поэзию из исконно иранского песенного фольклора
.
Первым, кто ввел четверостишие в письменную поэзию на фарси-дари, был Рудакн; в его литературном наследии, сохранившемся лишь в малой части, мы находим несколько десятков рубаи. К середине XI века стиховая форма рубаи широко распространилась в поэзии суфизма -- религиозно-мистического течения, направленного против ортодоксального ислама и выражавшего идеологию городского населения. Доходчивая эмоциональная форма четверостишия была искусно использована суфиями в их религиозно-дидактических обращениях к широким слоям населения. Так, собрание стихотворений Баба Тахира (1000 --1055) насчитывает около четырехсот четверостиший, шейху Абу Саиду Абу-л-Хайру (967 - 1049) приписывается свыше семисот рубаи.
Вместе с тем в творчестве светских поэтов этого времени рубаи продолжает оставаться еще редкой стиховой формой. Мало писали четверостиший крупнейшие лирики первой половины XI века, судя по сохранившимся текстам их диванов: у Унсури мы видим двадцать рубаи, у Фаррухи -- тридцать пять, в диване Манучехри четверостиший всего семь.
Можно предположить, что в глазах литературных предшественников Омара Хайяма рубаи продолжало оставаться малопрестижным видом стихотворения, изящным летучим речением, своего рода литературной безделкой. Четверостишия, несомненно, создавались и широко бытовали в изустной форме, но, не поднявшись еще до ранга высокой литературы, редко фиксировались в диванах. В традиционной структуре дивана каждой из жанровых форм было отведено свое место, -- рубаи всегда помещались в конце дивана.
Непритязательный любовно-лирический куплет, каким рубаи вошло в письменную литературу в Х веке, усложненный религиозно-мистической символикой в творчестве суфиев, персидско-таджикское четверостишие трансформировалось гением Омара Хайяма в блистательный жанр философско-афористической, эпиграмматической поэзии.
Лапидарная форма рубаи -- двухбейтового стихотворения, текст которого не превышает 48 - 50 слогов, -- обрела в творчестве Омара Хайяма удивительную емкость. В изящных кубиках хайямовских рубаи спрессована мощная художественная энергия. В строках его, как в зерне, заключены глубокие философские рассуждения. Многие из четверостиший построены как маленькая драма: коллизия в экспозиции -- кульминация – развязка.
Добавим к сказанному, что все
Персидско-таджикские рубаи пишутся единым стихотворным размером (имеющим варианты),
приведем его основную схему:
Д-Д-К
К-Д-Д-К
К-Д-Д-К
К-Д-Д
ТО есть: долгий -- долгий -- краткий и т. д.
Этот ритмический рисунок, отсутствующий в арабской просодии, применяется в персидско-таджикской поэзии исключительно для рубаи.
Обязательная схема рифмовки:
а-а-б-а
, соответственно этой рифмовке классическое четверостишие строится по принципу логического трехчлена;
разновидность рифмовки а-а-а-а
почитается менее искусной.
В литературном бытовании -- при устном исполнении (рубаи пелись одно за другим, разделяемые паузой) или при объединении в сборники -- проявлялось еще одно свойство этого вида стихотворения: четверостишия звучат как строфы одной песни – поэтические идеи и образы получают развитие от куплета к куплету, иногда, контрастируя, они образуют парадоксы. В контексте произвольно подбираемых циклов умножается художественная информативность каждого из рубаи.
Четверостишия гедонического характера, о которых мы говорили выше, были созданы Омаром Хайямом, по предположению его биографов, в Исфахане, в пору расцвета его научного творчества и жизненного благополучия.
КАРЬЕРА ОМАРА ХАЙАМА
Двадцатилетний относительно спокойный период жизни Омара Хайяма при дворе Малик-шаха оборвался в конце 1092 года, когда при невыясненных обстоятельствах скончался султан Малик-шах; за месяц до этого был убит Низам ал-Мулк. Смерть этих двух покровителей Омара Хайяма средневековые источники приписывали исмаилитам.
Исфахан -- наряду с Реем -- был в это время одним из главных центров исмаилизма
- религиозного антифеодального течения в мусульманских странах.
В конце XI века исмаилиты развернули активную террористическую деятельность против господствовавшей тюркской феодальной знати. Хасан ас-Саббах (1054 -- 1124)--вождь и идеолог исмаилитского движения в Иране, с юных лет был тесно связан с Исфаханом. Источники засвидетельствовали посещение Исфахана Хасан ас-Саббахом в мае 1081 года. Таинственны и страшны рассказы о жизни Исфахана в это время, когда развернули свою деятельность исмаилиты (в Европе их называли ассасинами), с их тактикой мистификаций, переодевания и перевоплощений, заманивания жертв, тайных убийств и хитроумных ловушек. Так, Низам ал-Мулк, как повествуют источники, был зарезан исмаилитом, проникшим к нему под личиной дервиша -- странствующего мусульманского монаха, а Малик-шах тайно отравлен.
В начале девяностых годов исмаилиты подожгли исфаханскую пятничную мечеть, пожар уничтожил хранящуюся при мечети библиотеку.
После смерти Малик-шаха исмаилиты терроризировали исфаханскую знать. Страх перед тайными убийцами, наводнившими город, порождал подозрения, доносы и расправы.
Положение Омара Хайяма при дворе Туркан-хатун, вдовы Маликшаха, ставшей фактической правительницей, пошатнулось. Туркан-хатун, не жаловавшая Низам ал-Мулка, не испытывала доверия и к близким к нему людям. Омар Хайям продолжал еще некоторое время работать в обсерватории, однако уже не получал ни поддержки, ни прежнего содержания. Одновременно он исполнял при Туркан-хатун обязанности астролога и врача.
Хрестоматийным стал рассказ об эпизоде, связанном с полным крушением придворной карьеры Омара Хайяма, - некоторые биографы относят его к 1097 году. Болел ветряной оспой младший сын Малик-шаха Санджар, и лечивший его Омар Хайям имел неосторожность высказать сомнение в жизнеспособности одиннадцатилетнего мальчика. Слова, сказанные везиру, были подслушаны слугой и доведены до ушей больного наследника. Санджар, ставший впоследствии султаном, правившим сельджукидским государством с 1118 по 1157 год, на всю жизнь затаил неприязнь к Омару Хайяму.
Исфахан после смерти Малик-шаха вскоре потерял свое положение царской резиденции и главного научного центра, обсерватория пришла в запустение и была закрыта, столица вновь была перенесена в Хорасан, в город Мерв.
Омар Хайям навсегда оставляет двор и возвращается в Нишапур.
В Нишапуре Омар Хайям прожил до последних дней жизни, лишь по временам покидая его для посещения Бухары или Балха и еще раз - ради длительного путешествия -- паломничества в Мекку к мусульманским святыням. Хайям вел преподавание в Нишапурском медресе, имел небольшой круг близких учеников, изредка принимал искавших встречи с ним ученых и философов, участвовал в научных диспутах.
Продолжая исследования в области точных наук, он пишет в эти годы физический трактат "Об искусстве определения количества золота и серебра в сплавах из них". Трактат этот, как его оценивают специалисты в наши дни, имел для своего времени большое научное и практическое значение.
К Хайяму, как к искусному астрологу, продолжают время от времени обращаться местные вельможи и даже султан -- именно в этот период, зимою 1114 года в Мерве, и имел место описанный Низами Арузи эпизод точного метеорологического прогноза Хайяма. Садр ад-дин Мухаммад ибн Музаффар, обратившийся к Хайяму от имени султана с просьбой выбрать благоприятный день для выезда на охоту, был внуком Низам ал-Мулка, великим везиром султана Санджара.
Сохранились свидетельства всего двух человек, лично знавших Омара Хайяма.
Оба они -- его младшие современники: писатель и поэт Низами Арузи Самарканди (род. в девяностые годы XI века) и историк Абу-л-Хасан Али-Бейхаки. Встречи, о которых упоминают эти известные авторы XII века, относятся к Нишапурскому периоду жизни Хайяма, к годам его старости. Низами Арузи близко общался с Хайямом и причислял себя к его ученикам и восторженным последователям. Вспоминая о встречах в Балхе в 1112--1114 годах, Низами Арузи с величайшим пиететом именует Хайяма титулом "Доказательство Истины"
, тем более почетным, что именно этим ученым прозванием был награжден средневековыми авторами Авиценна.
Абу-л-Хасан Али Бейхаки, хорасанец по происхождению, вспоминает, как подростком он впервые увидел Омара Хайяма. Называя его уважительно "имам", то есть "духовный вождь", Бейхаки пишет: "Я вошел к имаму Омару Хайяму для службы ему в 1113 году, и он, милосердие Аллаха над ним, попросил меня истолковать одно из эпических двустиший... затем он спросил меня о видах линий дуг. Я сказал: видов линий дуг четыре, среди них окружность круга и дуга больше полукруга" . [А-017]
Бейхаки упоминает ниже о резкости Омара Хайяма и его замкнутости, а также с восхищением говорит о нем как о человеке, обладающем феноменальной памятью и необычайно широкой научной эрудицией.
Вот один из этих коротких рассказов Бейхаки:
"Однажды в Исфахане он внимательно прочел одну книгу семь раз подряд и запомнил ее наизусть, а возвратившись в Нишапур, он продиктовал ее, и, когда сравнили это с подлинником, между ними не нашли большой разницы"
.
По-видимому, именно такие отзывы об Омаре Хайяме были распространены в XII веке. Любопытно и еще одно суждение современников о Хайяме, нашедшее отражение у Бейхаки: "Он был скуп в сочинении книг и преподавании".
В этом кратком высказывании -- трагическая коллизия научной судьбы Омара Хайяма -- выдающегося ученого средневековья. Свои блестящие знания, намного опередившие его эпоху, замечательный мыслитель Востока лишь в малой доле смог изложить в сочинениях и передать ученикам. Чтобы судить о том, сколь нелегка была вообще участь средневекового ученого, мы располагаем свидетельством самого Омара Хайяма.
В предисловии к алгебраическому трактату, написанному еще в молодые годы, Хайям отдает горькую дань памяти погибших на его глазах светочей мысли и говорит о почти неизбежной альтернативе, стоящей перед ученым его времени:
либо путь нечестного приспособления, либо путь поругания.
Приведем доподлинные слова Омара Хайяма:
"Я не мог подобающим образом ни приложить моих стараний к работе подобного рода, ни посвятить ей длительного размышления, так как мне сильно мешали невзгоды общественной жизни. Мы были свидетелями гибели людей науки, число которых сведено сейчас к незначительной кучке, настолько же малой, насколько велики ее бедствия, на которую суровая судьба возложила большую обязанность посвятить себя в эти тяжелые времена усовершенствованию науки и научным исследованиям. Но большинство тех, которые в настоящее время имеют вид ученых, переодевают истину в ложь, не выходят из границ обмана и бахвальства, заставляя служить знания, которыми они обладают, корыстным и недобрым целям. А если встречается человек, достойный по своим изысканиям истины и любви к справедливости, который стремится отбросить суетность и ложь, оставить хвастовство и обман, -- то он делается предметом насмешки и ненависти".
Поздний период жизни Омара Хайяма был чрезвычайно труден, сопряжен с лишениями и тоской, порожденной духовным одиночеством. К славе Хайяма как выдающегося математика и астронома прибавилась в эти нишапурские годы крамольная слава вольнодумца и, вероотступника. Философские взгляды Хайяма вызывали злобное раздражение ревнителей ислама.
НАУЧНО-ФИЛОСОФСКОЕ НАСЛЕДИЕ ОМАРА ХАЙЯМА
невелико. В отличие от своего учителя Авиценны, Хайям не дал целостной, разработанной им философской системы. Трактаты Хайяма затрагивают лишь отдельные, правда из числа важнейших, вопросы философии. Некоторые из сочинений были написаны, как и упомянутый выше первый философский трактат, в ответ на просьбу отдельных духовных или светских лиц. До нашего времени сохранилось 5 философских сочинений Хайяма:
- "Трактат о бытии и долженствовании",
- "Ответ на три вопроса: необходимость противоречия в мире, детерминизм и вечность",
- "Свет разума о предмете всеобщей науки",
- "Трактат о существовании" и
- "Книга по требованию (Обо всем сущем)".
Все они кратки, лаконичны, занимают иногда всего несколько страниц.
В современных исследованиях по истории науки философские положения Омара Хайяма отождествляются с учением Авиценны, которое определяется специалистами как средневековое восточное аристотелианство. Хайям воспроизводит ту же модель мироздания, как она обрисована в знаменитой философской энциклопедии Авиценны "Книга исцеления". Эта картина мира, принятая в свое время западноевропейской христианской схоластикой, нашла отражение в общих чертах в "Божественной комедии" итальянского поэта Данте Алигьери (1265--1321).
Элементы неоплатонизма в сочетании с положениями неопифагорийской мистики чисел, утверждение несомненной реальности внешнего мира и признание всеобщей причинной связи между явлениями природы, отрицание возможности существования мира идей вне мира вещей, проблема происхождения зла и проблема абсолютной предопределенности, учение о субстанциях (предметом научного познания Хайям при этом признает субстанцию сложную, иными словами -- материальную основу) -- все эти идеи Хайяма шли вразрез с мусульманской ортодоксией.
Ограниченный рамками своего времени, Хайям, как и его великий предшественник Авиценна, оставался на идеалистических позициях, но в решении отдельных проблем философии взгляды Хайяма содержали несомненные элементы материалистического мировоззрении. В этом, по утверждению специалистов, Омар Хайям сделал значительный шаг вперед по сравнению с Авиценной. Средневековые теологи уже с XIII века причисляли Хайяма к материалистической школе "натуралистов". В философских концепциях Хайяма есть также отдельные гениальные диалектические догадки.
Специалисты, занимавшиеся изучением мировоззрения Омара Хайяма, находят много общих положений в его научно-философских трактатах и в его четверостишиях. Однако исследователи единодушны: научно-передовое, независимое, бунтарское умонастроение поэта-мыслителя проявилось в его стихах ярче и определенней, чем в его философских сочинениях.
Так, например, вопросы о детерминизме и истоках царящего в мире зла, поставленные Омаром Хайямом в трактатах, вопросы, расшатывающие одну из главнейших догм ислама -- монотеизм, в стихах Хайяма подчеркнуто заострены.
Хайям-поэт вскрывает вопиющие логические противоречия в самом понятии "Бог":
- Если Бог -- абсолютный разум и высшая справедливость, то почему же так неразумно устроен мир, так жесток с его постоянными бедами?
- Почему столь хрупко и непрочно самое совершенное из творений Бога -- человек, приговоренный со дня своего рождения к смерти?
Гончар, разбивающий свои творения, -- неискусный или безумный? - вот какое олицетворение находит Хайям Богу:
Изваял эту чашу искусный резец
Не затем, чтоб разбил ее пьяный глупец.
Сколько светлых голов и прекрасных сердец
Между тем разбивает напрасно творец!
(пер. Г. Плисецкий)
Поэт не находит оправдания этой бессмысленной жестокости:
Вразуми, всемогущее небо, невежд:
Где уток, где основа всех наших надежд?
Сколько пламенных душ без остатка сгорело!
Где же дым? Где же смысл? Оправдание -- где ж?
(пер. Г. Плисецкий)
Важнейшим принципом ислама является догмат о божественном предопределении. Если так, спрашивает поэт, то должен ли человек нести ответственность за свои поступки? Исходя из простой житейской логики, у Бога нет права карать человека за прегрешения - кто как не Бог и предопределил слабость и греховность человеческой натуры?
Глину мою замесил мой творец, что я поделать могу?
Пряжу он выпрял и ткань мою сшил, что я поделать могу?
Зло ли вершу я, творю ли добро -- все, что ни делаю я,
Все за меня он давно предрешил, -- что я поделать могу?
(пер. А. Старостин)
И кто, спрашивает Хайям, как не Бог окружил человека со всех сторон ловушками соблазнов? Следовательно, Бог и есть коварный искуситель и первопричина грехопадений. С него и должен быть спрос:
Мир -- свирепый ловец -- к западне и приманке прибег,
Дичь поймал в западню и ее "человеком" нарек.
В жизни зло и добро от него одного происходят.
Почему же зовется причиною зла человек.
(пер. В. Державин)
"Всеблагой и всемилостивый" -- главные эпитеты Бога в исламе.
Но если одно из основных свойств Бога -- милосердие, -- задает вопрос поэт, -- то как же он сможет проявить свое милосердие, если в мире не будет грешников? Если ты всеблаг и всемилостив, творец, то и прости нас, погрешивших против тебя:
О боже! Милосердьем ты велик!
За что ж из рая изгнан бунтовщик?
Нет милости -- прощать рабов покорных,
Прости меня, чей бунтом полон крик!
(пер. В. Державин)
Хайям высмеивает самую идею высшей справедливости творца. Где она, справедливость? Достаточно оглядеться кругом, чтобы понять: мир устроен как раз наоборот: дураки и подлецы ни за что получают в дар от неба роскошные дворцы, а достойный идет в кабалу изза куска хлеба. Если это называется справедливостью, то "Мне плевать на твою справедливость, творец!" -- так энергично кончает Омар Харям одно из своих рубаи.
Богоборческие идеи в четверостишиях Хайяма выражены чрезвычайно смело. Строки стихов -- прямой суд над творцом, на нем одном вся вина за вопиющее несовершенство мира:
Свода небесного вращатель -- господь,
Жизни и смерти податель -- господь.
Плох я... Но ведь мой обладатель господь!
Я, что ли, грешен? Мой создатель -- господь!
(пер. С. Кашеваров)
Остро, гротескно высмеивает поэт бессмысленность мусульманской обрядности -- если Бог вездесущ и всеведущ, надо ли надоедать ему без конца молитвами? Реалии религиозного культа, впрочем, могут и сослужить свою полезную службу мусульманину: чалма и четки пригодятся, чтобы заложить их в кабаке за чашу вина, как сказано в одном из рубаи; в мечеть же можно изредка заглянуть, признается поэт в другом стихотворении, хотя бы для того, чтобы стащить новый молитвенный коврик. И вот -- рубаи, где соседствуют Коран и винная чаша; и как же рьяно, не отрываясь, читают мусульмане -- нет, не стихи Корана! -- стих, опоясывающий чашу:
Благоговейно чтят везде стихи корана, [К-021]
Но как читают их? Не часто и не рьяно.
Тебя ж, сверкающий вдоль края кубка стих,
Читают вечером, и днем, и утром рано.
(пер. О. Румер)
Приведем еще два известных хайямовских рубаи, где протест против духовного закрепощения человека выражен особенно сильно.
Все религии, не только ислам, утверждает поэт, рабство:
Дух рабства кроется в кумирне и в Каабе, [К-026],[К-001]
Трезвон колоколов -- язык смиренья рабий,
И рабства черная печать равно лежит
На четках и кресте, на церкви и михрабе.
[М-009]
(пер. О. Румер)
И прямой бунт против творца, против существующего мироустройства:
Когда б я властен был над этим небом злым,
Я б сокрушил его и заменил другим,
Чтоб не было преград стремленьям благородным
И человек мог жить, тоскою не томим.
(пер. О. Румер)
К такого рода стихам -- как, впрочем, ко многим рубаи Хайяма -- как нельзя более подходит меткое определение, принадлежащее одному из наших современных писателей: "Афоризмы, убедительные, как выстрелы" . Очевидно, именно такого рода четверостишия имел в виду историк Кифти, когда написал, что стихи Омара Хайяма "содержали в глубине змей для всего шариата в виде множества всеохватывающих вопросов" . Продолжая свою характеристику Хайяма-позта, Кифти заключает: "Он порицал людей своего времени за их религию" . Четверостишия Омар Хайям писал для себя и небольшого круга друзей и учеников, отнюдь не стремясь сделать их общим достоянием. Однако эти крылатые поэтические речения приобретали широкую гласность -- именно так можно понять высказывания, которые мы находим у того же Кифти, что "современники очернили веру его и вывели наружу те тайны, которые он скрывал" .
Нападая на творца, Омар Хайям обличал и духовенство – и здесь его обычная насмешливость уступала место неприкрытой злости. Ревнители мусульманского благочестия, с их показной святостью, говорит поэт, это ненасытные кровопийцы, рядом с которыми запойный пьяница -- праведник:
Хоть я и пьяница, о муфтий городской, [М-013]
Степенен все же я в сравнении с тобой;
Ты кровь людей сосешь, -- я лоз. Кто кровожадней:
Я или ты? Скажи, не покриви душой!
(пер. О. Румер)
________________________________________ _____
К Части 3
.
На вопрос в какой стране жил и творил Омар Хаям заданный автором сырость
лучший ответ это Омар Хайям (1048-1123)
Омар Хайям - всемирно известный классик персидско -таджикской поэзии, учёный, математик, астроном, поэт и философ. Полное имя - Гияс ад-Дин Абуль Фатх Омар ибн Ибрахим Хайям Нишапури.
Омар Хайям прожил 75 лет. Родился в 1048 году в Нишапуре. Учился в Нишапуре, а затем в крупнейших центрах науки того времени: Балхе, Самарканде и др. Около 1069 г. в Самарканде Омар Хайям написал тракта «О доказательствах задач алгебры и аллукабалы» . В 1074 г. возглавил крупнейшую астрономическую обсерваторию в Исфахане. В 1077 г. завершил работу над книгой «Комментарии к трудным постулатам книги Евклида» . В 1079 г. вместе с сотрудниками вводит в действие календарь. В последние годы 11 века меняется правитель Исфахана и обсерватория закрывается. Омар Хайям совершает паломничество в Мекку. В 1097 году работает врачом в Хорсане и пишет трактат на языке фарси «о всеобщности бытия» . Последние 10-15 лет жизни Хайям проводит очень тяжело в уединении в Нишапури, мало общается с людьми и много читает. Как сообщают историки, в последние часы жизни Омар Хайям читал «Книгу исцеления» Ибн Сины (Авиценны) . Он дошёл до раздела «О единстве и всеобщности» философского сочинения, положил на книгу зубочистку, встал, помолился и умер.
Творчество Омара Хайяма – удивительное явление в истории культуры народов Средней Азии и Ирана, всего человечества. Его открытия в области физики, математики, астрономии переведены на многие языки мира и имеют историческое значение. Его стихи «жалящие как змея» до сих пор покоряют своей предельной ёмкостью, лаконичностью, образностью, простотой изобразительных средств и гибким ритмом. Философия Омара Хайяма сближает его с гуманистами эпохи Возрождения («Цель творца и вершина творения – мы») . Он ненавидел и обличал существующие порядки, религиозные догмы и пороки, царившие в обществе. Однако часто Хайям впадал в пессимизм и фанатизм, что было широко распространено в средневековье и особенно на востоке. Этот мир считался временным и преходящим. Богословы и философы того времени придерживались того мнения, что вечную жизнь и блаженство можно найти только после смерти. Всё это не могло не найти своего отражения в творчестве Омара Хайяма. Однако поэт также любил и реальную жизнь, протестовал против её несовершенства и взывал наслаждаться каждым её мигом, невзирая на то, что существующие нравы и инквизиция не разделяли и преследовали подобные взгляды на жизнь.
Рубаи Омара Хайяма – классика средневековой восточной поэзии, которая и по сей день привлекает к себе всех ценителей мудрого слова.
В колыбели - младенец, покойник - в гробу:
Вот и всё, что известно про нашу судьбу.
Выпей чашу до дна и не спрашивай много:
Господин не откроет секрета рабу.
* * *
Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
* * *
Трясу надежды ветвь, но где желанный плод?
Как смертный нить судьбы в кромешной тьме найдёт?
Тесна мне бытия печальная темница, -
О, если б дверь найти, что к вечности ведёт!
* * *
Растить в душе побег унынья – преступленье,
Пока не прочтена вся книга наслажденья
Лови же радости и жадно пей вино:
Жизнь коротка, увы! Летят её мгновенья.
* * *
Запрет вина – закон, считающийся с тем,
Кем пьётся, и когда, и много ли, и с кем.
Когда соблюдены все эти оговорки,
Пить – признак мудрости, а не порок совсем.
* * *
Шёл я трезвый – веселья искал и вина,
Вижу: мёртвая роза – суха и черна.
«О несчастная! В чём ты была виновата? »
«Я была чересчур весела и пьяна…» .
* * *
Жестокий этот мир нас подвергает смене
Безвыходных скорбей, безжалостных мучений.
Блажен, кто побыл в нём недолго и ушёл,
ХАЙЯМ, ОМАР (Гияс ад-Дин Абуль Фатх Омар ибн Ибрахим Хайям Нишапури) (1048–1123) – всемирно известный классик персидско-таджикской поэзии, ученый, математик, астроном, поэт и философ. Писал на арабском и персидском языках.
Согласно сохранившемуся гороскопу Омара Хайяма, он родился 18 мая 1048 в Нишапуре, предположительно в семье ремесленников. По-видимому, его отец располагал достаточными средствами, чтобы сын мог учиться сначала в медресе Нишапура, аристократическом учебном заведении, готовящем крупных чиновников для государственной службы, затем в медресе Балхи и Самарканда, где в основном занимался философией и математикой. Первый научный трактат Хайяма Проблемы арифметики не сохранился, по косвенным свидетельствам его тема – извлечение корня и правило разложения натуральной степени двучлена, известного как бином Ньютона.
Поскольку заниматься наукой можно было исключительно при дворах правителей, заинтересованных в блеске своей свиты, большая часть жизни Хайяма прошла в роли придворного математика, астролога (астрология считалась ветвью математики), врача, философа. Арабские и персидские правители 11 в. соперничали между собой, переманивая друг у друга образованных царедворцев.
После окончания обучения Хайям отправляется в провинцию Мавераннахр (Самарканд, Бухара). К этому времени относится появление еще одного алгебраического трактата за его подписью, рукопись хранится в Тегеранском университете. Первым покровителем Хайяма стал главный судья Самарканда. В этом городе был написан его труд О доказательствах задач алгебры и аллукабалы (1069). Из Самарканда он перебирается в Бухару под покровительство бухарского хакана.
После того, как бухарский хакан признал себя вассалом огромного Сельджукского государства, Хайям прибывает в его столицу Исфахан ко двору Малик-шаха для участия в реформе иранского солнечного календаря. С 1074 возглавляет создание Исфаханской астрономической обсерватории – начинается двадцатилетний, наиболее плодотворный период его научной и творческой деятельности. В это время под руководством выдающегося деятеля 11 в. визиря Низама ал-Мулка в Исфахане создавались академии и научные центры, здесь работали авторитетные ученые, в том числе Авиценна, читавший лекции в исфаханских медресе.
Омар Хайям активно занимается математикой, астрономией, философией, в 1077 завершает работу над Комментариями к трудным постулатам книги Евклида . В 1079 работа над созданием нового календаря была завершена, разработанный учеными календарь был на 7 секунд точнее ныне действующего грегорианского, однако принят он так и не был. К 1080 относятся философские труды Хайяма – Трактат о бытии и долженствовании и Ответ на три вопроса .
Согласно изысканиям историков, всемирно известные Рубаи – четверостишия гедонического и поучительного характера – скорее всего, также были написаны в исфаханский период, когда Хайям находился на пике своих научных и творческих достижений. Его четверостишия, «жалящие как змея», покоряют емкостью, лаконичностью, образностью, простотой изобразительных средств и гибким ритмом. Их темы традиционны для персидской поэзии – винопитие в кругу друзей, красавицы-возлюбленные, быстротечность жизни. Пессимистические ноты его поэзии – следствие созерцания человеческих пороков и общественных несовершенств. Для лучших четверостиший Хайяма характерны лаконичные «математические» формулировки, где нет ни одного лишнего «декоративного» слова, к чему обычно склонна восточная поэтическая традиция.
В 1092, предположительно от рук исмаилитов , приверженцев мусульманского антифеодального течения, центр которого находился в Исфахане, погибают покровители Хайяма Малик-шах и Низам ал-Мулк. Положение Хайяма при дворе пошатнулось, вдова шаха относилась к нему с недоверием. После того, как обсерватория пришла в запустение и была закрыта, Омар Хайям отправляется в Мерв, где занимается составлением метеорологических прогнозов.
Вольнодумные философские взгляды Хайяма вызывали раздражение у ревнителей ислама, его отношения с высшим духовенством резко ухудшились. В последние годы 11 в. Хайям совершает паломничество в Мекку, после чего возвращается в Хорасан, в родной Нишапур. В 1097 был написан философский трактат на фарси О всеобщности бытия.
Последние 10–15 лет жил в уединении в Нишапуре, изредка посещая Бухару и Балху, много читал, но не преподавал и не писал. По преданию, в последние часы жизни он читал Книгу исцеления Авиценны и, дойдя до раздела «О единстве и всеобщности», встал, помолился и умер. Предположительно это произошло 4 декабря 1131. Его могила находится в Нишапуре, а возвышающийся над ней памятник великому поэту и математику – одно из лучших мемориальных сооружений современного Ирана.
Творчество Омара Хайяма – явление в истории культуры народов Средней Азии, Ирана и всего человечества. Его девиз: «Цель творца и вершина творения – мы» – была близка гуманистическим воззрениям эпохи Возрождения. Он выступал против религиозных догм и человеческих пороков. Как большинство восточных богословов и философов, считал, что блаженство возможно обрести только после смерти. В то же время, его стихи пронизаны жизнеутверждающими мотивами, призывающими наслаждаться каждым мигом реальной жизни, отведенным человеку на земле. До сих пор рубаи Хайяма продолжают оставаться вершиной характерного для восточной литературы жанра афористичного «мудрого слова», заключенного в совершенную и лаконичную художественную форму.
Издания: Омар Хайям, Рубаи . – Ташкент, 1979.
Омар Хайям (1048 – 1131 гг) – персидский поэт. Выдающийся ученый (математика, астрономия), мыслитель, мудрец. Стал известен благодаря своим четверостишьям – рубаи (жанр поэзии). Это философские изречения, о любви…
Рубаи Омара Хайяма то дерзкие и грустные, то с юмором и глубоким смыслом. Их очень много, и все они написаны коротко и ясно. Самые известные переводы его работ – это переводы О. Румера, В. Державина, К. Бальмонта, и конечно же мною любимые переводы Г. Плисецкого и многие другие.
Здесь собраны рубаи близкие мне по духу. Я обожаю их перечитывать, они меня заставляют задуматься, а некоторые вдохновляют или вызывают улыбку.
Не завидуй тому, кто силен и богат.
За рассветом всегда наступает закат.
С этой жизнью короткою, равною вздоху,
Обращайся как с данной тебе напрокат.
Не смотри, что иной выше всех по уму,
А смотри, верен слову ли он своему.
Если он своих слов не бросает на ветер -
Нет цены, как ты сам понимаешь, ему.
********************************************
Не моли о любви, безнадежно любя,
Не броди под окном у неверной, скорбя.
Словно нищие дервиши, будь независим -
Может статься, тогда и полюбят тебя.
********************************************
Только суть, как достойно мужчин, говори,
Лишь ответствуя — слов господин — говори.
Уха два, а язык дан один не случайно -
Дважды слушай и раз лишь один говори!
********************************************
Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало.
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем, что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
********************************************
Знайся только с достойными дружбы людьми,
С подлецами не знайся, себя не срами.
Если подлый лекарство нальет тебе — вылей!
Если мудрый подаст тебе яду — прими!
********************************************
Как нужна для жемчужины полная тьма -
Так страданья нужны для души и ума.
Ты лишился всего, и душа опустела?
Эта чаша наполнится снова сама!
********************************************
Неужели таков наш ничтожный удел:
Быть рабами своих вожделеющих тел?
Ведь еще ни один из живущих на свете
Вожделений своих утолить не сумел!
********************************************
От безбожья до бога — мгновенье одно.
От нуля до итога — мгновенье одно.
Береги драгоценное это мгновенье:
Жизнь — ни мало, ни много — мгновенье одно!
********************************************
Беспощадна судьба, наши планы круша.
Час настанет — и тело покинет душа.
Не спеши, посиди на траве, под которой
Скоро будешь лежать, никуда не спеша.
********************************************
Книга жизни моей перелистана — жаль!
От весны, от веселья осталась печаль.
Юность — птица: не помню, когда прилетела
И когда унеслась, легкокрылая, в даль.
********************************************
Чем за общее счастье без толку страдать
Лучше счастье кому-нибудь близкому дать.
Лучше друга к себе привязать добротою,
Чем от пут человечество освобождать.
********************************************
Коль можешь, не тужи о времени бегущем,
Не отягчай души ни прошлым, ни грядущим.
Сокровища свои потрать, пока ты жив;
Ведь все равно в тот мир предстанешь неимущим.
********************************************
Так как вечных законов твой ум не постиг
Волноваться смешно из-за мелких интриг.
Так как бог в небесах неизменно велик -
Будь спокоен и весел, цени этот миг.
Омар Хайям известен миру в разных ипостасях - он и математик, и астроном, и философ, и поэт. В странах Востока он считается мудрецом. Впрочем, тогда мудрецами именовали многих эрудированных людей с незаурядным взглядом на мир.
Краткая биография Хайяма
Он родился неподалёку от Тегерана, где до 16 лет проживал с родителями. Отец и мать Омара умерли от эпидемии, и юноше пришлось рано повзрослеть и начать самому заботиться о себе. Став квалифицированным медиком, он уехал в Самарканд, но с врачебной деятельностью не заладилось, и юный Хайям решил заняться математикой, перебравшись в Бухару. Там он прожил 10 лет и написал множество научных трудов.
В очередной раз он сменил место жительства по достижении совершеннолетия. Султан Мелик-шах, узнав об успехах Хайяма, пригласил его в город Исфахан, который в то время возглавлял. Будучи «под крылом» султана, Омар стал его наставником, получил работу в обсерватории дворца.
После смерти Мелик-Шаха бразды правления городом перешли в руки его супруги. Но ей не была близка математика и астрономия, поэтому она не считала Хайяма хоть сколько-нибудь значимой персоной и поручила ему работать обычным врачом...
Многогранный талант
О биографии Омара Хайяма известно крайне мало, но о его достижениях знает весь мир, и используются они по сей день.
Солнечный календарь, изобретённый им, был признан гораздо более точным, чем те, что были известны ранее.
Ещё одно астрономическое исследование позволило Хайяму разработать индивидуальную систему питания для каждого из знаков Зодиака. Он написал целую книгу рецептов, подходящих знакам всех четырёх стихий — огонь, вода, земля и воздух.
Стихи и цитаты Омар Хайяма
Но наибольшую известность Хайям приобрёл благодаря своему поэтическому таланту. Его стихи, а также мудрые изречения цитируются на протяжение многих веков. Сегодня у творчества Хайяма очередная «волна» популярности — его и дружбе, человечности — мелькают тут и там на просторах Интернета. Преимущественно он творил в жанре рубаи. Эта форма стихосложения очень распространена на Востоке. За свою жизнь Омар Хайям написал порядка четырёхсот стихотворений.
В своём творчестве он неоднократно затрагивал тему любви. В его стихах ведущая роль всегда отдавалась женщине. Хайям считал, что мужчина создан для того, чтобы, выбрав однажды единственную спутницу, всегда оберегать её, ценить и делать счастливой:
Омар Хайям о любви
Ты, кого я избрал, всех милей для меня.
Сердце пылкого жар, свет очей для меня.
В жизни есть ли хоть что-нибудь жизни дороже?
Ты и жизни дороже моей для меня;
Муки старят красавиц. Избавь от беды
Ту, чьи веки прозрачны, а губы тверды.
Будь с любимой нежней: красота ускользает,
На лице оставляя страданий следы.
Омар Хайм о жизни
В одно окно смотрели двое. Один увидел дождь и грязь.
Другой — листвы зелёной вязь, весну и небо голубое.
В одно окно смотрели двое;
Не оплакивай, смертный, вчерашних потерь,
Дел сегодняшних завтрашней меркой не мерь,
Ни былой, ни грядущей минуте не верь,
Верь минуте текущей — будь счастлив теперь!
Омар Хайям о боге
Бог дает, Бог берет — вот и весь тебе сказ.
Что к чему — остается загадкой для нас.
Сколько жить, сколько пить — отмеряют на глаз,
Да и то норовят не долить каждый раз.
Ты меня сотворил из земли и воды.
Ты — творец моей плоти, моей бороды.
Каждый умысел мой предначертан тобою.
Что ж мне делать? Спасибо сказать за труды?
Известно, что Хайяму приписывали творения некоторых других авторов, которые в своих стихах озвучивали более крамольные, негативно окрашенные убеждения. Это делалось за тем, чтобы уберечь этих авторов от общественного порицания и наказаний. Их имена неизвестны до сих пор.
Но Омар Хайям упорно продолжал писать радостные, светлые, жизнеутверждающие строки. Свой жизненный опыт и тепло души он помещал и в короткие мотивирующие высказывания:
Глупец ищет счастья вдали, мудрый растит его рядом с собой.
Вы даже не замечаете, что ваши мечты сбываются, вам всего всегда мало!
Упавший духом гибнет раньше срока.
Меня никогда не отталкивала бедность человека, другое дело, если бедны его душа и помыслы.
Пожалуй, если бы Омар Хайям жил в наше время, он бы мог стать неплохим мотиватором, оратором, общественным деятелем. Современному человеку временами не хватает той мудрости, спокойствия и жизнелюбия, кои были присущи восточному философу. И дело вовсе не в том, что во времена Хайяма был другой темп жизни. В его времена были другие люди, считавшие венцом творения природу и весь мир, а не себя.